В Нижегородской области «Мамина школа» всегда проходит к «Гнезде». История его появления не менее странная, чем история всех «Маминых школ» в целом. Однажды успешная бизнес-леди решила круто изменить свою жизнь… Сейчас Марию можно назвать социальным предпринимателем и благотворителем в одном лице. И в названиях ли дело?

Впрочем, ей слово!

Зачем слепоглухим детям новые впечатления?

Мария Метрикина, город Нижний Новгород, хозяйка «Гнезда»

Все началось вовсе не с «Гнезда». Все началось с того, что я вышла из большого бизнеса. Наверное, такое случается со многими, когда понимаешь: помимо зарабатывания денег тебе хочется делать что-то еще. Что-то полезное и нужное. Что-то такое, от чего сам радуешься.

Я тогда была собственником и финансовым директором в Группе компаний «Мяснов. Отдохни». Мы продавали мясо – хорошее мясо, в разной степени готовое к употреблению, и алкоголь. Тоже, кстати, хороший алкоголь.

Сегодня я по-прежнему акционер «Мяснова», но уже не оперативный менеджер. Сеть магазинов для меня – это источник средств для «Гнезда» и других социальных проектов. Словом, когда вы покупаете мясо в «Мяснове» и алкоголь в «Отдохни», вы помогаете слепоглухим детям и их родителям. Это была минута социальной рекламы.

Так вот, в 2011 году я открыла психологический центр «Искусство жить». Он быстро стал популярным, родители приводили сюда детей, но я чувствовала: чего-то нам не хватает.

 – Взять бы этих ребят и вывезти их в лагерь, – говорила коллегам. – На семь – десять дней, чтобы провести с ними полноценный интенсив.

 – Хорошо бы, – коллеги соглашались, гуглили предложения загородных лагерей и возвращались из интернета с неутешительным результатом: предложения были слишком дорогими.

И однажды мы с младшей дочкой гуляли на даче. Вообще, с детьми у меня не как у всех: старшему сыну сейчас 31 год, младшей дочери – 16 лет. А тогда ей было лет десять. Мы смотрели с высокого берега на Волгу, забрасывая взгляд далеко-далеко – до горизонта. Говорят, у каждого человека есть свое место силы. Так вот, мое место силы – это высокий берег Волги, Кадницкая церковь, поселок Академический. Здесь я провела детство, сюда приезжала при первой же возможности – всю жизнь, как бы ни сложились дела. И здесь (поселок «Терраски» – это совсем рядом) я построила для нас дом – тот, в котором мне было бы по-настоящему хорошо.

 – Алена, – я повернулась к дочке. – А что, если на осенние каникулы устроить в нашем доме лагерь? Привезти сюда детей, придумать для них программу, провести ее? Ты как на это смотришь?

Алена даже не раздумывала:

 – А давай!

Она вообще ребенок активный. А я – та самая «всеобщая мама», что всегда входит в родительский комитет, организует поездки класса и прочие активности. Аленкин класс, например, вывозила в Крым на летний отдых – на две недели. Сама я работала во время отдыха всем — от воспитателя до повара, но удовольствие от этого получала неимоверное.

В первый выездной лагерь мы собрали 14 детей. Часть из них была из детских домов.

 – А ты точно отдаешь себе отчет в том, что делаешь? – спрашивали меня знакомые. – Это вообще-то детдомовские. А ты им – свой дом.

 – Да, я им – свой дом, – улыбалась в ответ.

Это была принципиальная позиция: дети должны получить дом в свое полное распоряжение. Им нужна не гостиница или традиционный лагерь, где за них готовят и убираются, а полноценный дом. Хочешь есть – приготовь еду. Испачкалась футболка – постирай в машинке. Хочешь развлечений – давай вместе придумаем.

Детям важно было распоряжаться вещами, пространством, временем. И они распоряжались. Аленка моя вообще растворилась в проекте – ее первая влюбленность случилась как раз с мальчиком из детского дома. Как и большинство влюбленностей двенадцатилетних, чувство оказалось мимолетным, но дружба с ребятами сохранилась.

Собственно, дети из семей и дети из детдома общались, не особо заморачиваясь, кто откуда приехал. Я же не выключала в себе «стороннего наблюдателя» и анализировала: отличаются ли подростки «из системы» от подростков «из семьи».

Отличаются. И это совсем не комплимент системе.

«Если хочешь есть, достань еду из холодильника, разогрей в микроволновке» – «Это как?»

«Свари себе пельмени» – «Что?»

«Смотри, футболка грязная. Постирай!» – «Где?»

И еще. К десяти годам каждый ребенок в детдоме становится потребителем. Система формирует в нем позицию «мне все должны». Переломить этот момент было сложно. Каждый день мы в разных вариациях, словом и делом давали им понять: ты можешь быть интересен другим людям не как человек потребляющий, а как человек дающий, создающий, интересующийся.

 – Я уеду обратно в детдом! – мальчишка швырнул в угол веник: убираться в комнате в его планы не входило.

 – Звонить? – я взяла телефон, открыла вкладку «контакты». – Вызываю машину?

 – Да бли-ин! – он взял веник, пошел подметать пол.

Манипуляции не проходили. Границы дозволенного мы выставляли четко.

Это не дети были избалованные. Это в системе по-другому вырасти нельзя. Как не может десятилетний ребенок в обычной семье не любить маму, так и не может десятилетний ребенок в обычном детдоме не манипулировать взрослыми.

…Миллион согласований, справок, актов обследования жилья и прочих бюрократических препон. Я преодолевала их несколько раз, а потом поняла: не могу. С детьми заниматься – могу, хочу, люблю. С бюрократией бороться – не могу. Устала. Но если не соберешь тома этих справок, подростков из детдома тебе никто в лагерь не даст. Даже невзирая на то, что берешь ты их на свои деньги, а не на государственные. Даже невзирая на то, что такие дома детям остро нужны. Нет – и все. Пусть живут внутри системы. Системе так проще.

Поэтому с детьми из детских домов мы прекратили работу. Надеюсь, что на время. Нет, «надеюсь» – неправильное слово. Верю, что на время.

Но потребность проводить необычные смены в Террасках сохранилась. И совершенно неожиданно я встретила Юлю.

Я тогда достраивала коттедж – не свой дом, а еще один коттедж неподалеку. Хотелось сделать его центром семейного и социального отдыха. Нет, не отдыха – работы. Пригласила архитектора, она сделала проект дома-конструктора. Потом был ландшафтный дизайн. Словом, все складывалось. Но я не до конца осознавала, кто будет жить в моем доме.

 – Юль, ты понимаешь, – мы сидели с ней на какой-то конференции и общались на собственной волне (которая, к слову, слабо пересекалась с волной конференции), – я не хочу делать из своего коттеджа смену «Мать и дитя». Хочется чего-то более полезного…

 – А покажи мне свое «Гнездо», – попросила она.

И мы поехали. В коттедж, который тогда еще только-только достраивался и только-только примерял на себя имя – «Гнездо».

Юля приехала. Прошлась по комнатам. Поднялась на второй этаж. Спустилась.

 – Маша, – прислонилась к стене, – возьми нас с «Домом удивительных людей».

Они стали первыми. Мамы с детьми, которые не видят, не слышат и много еще чего «не». Педагоги. Дефектологи. Волонтеры. Психологи. Юля. Каждый поселился в своей комнате. Каждый оказался в окружении специалистов. Каждый освоил дом так быстро, как мы даже не ожидали.

Хотя новое пространство для слепоглухих людей – это сложно.

 – Юль, а как ему объяснить, что и где тут находится?

Я смотрела на Петю и его «группу поддержки» в лице педагога Кати. Они приехали в «Гнездо» чуть раньше остальных.

 – Не переживай, он сам разберется.

Петя в это время уже нащупал стул и забрался на него.

Он осваивал дом по собственной системе: вверх. Забирался максимально высоко (порой мне казалось, он как человек-паук ползет по отвесной стене), ощупывал территорию. Изучал лестницы, подоконники, двухъярусные кровати… Через пару дней он уже ориентировался в «Гнезде» как у себя дома.

Почти так же, как Петя, действовали и другие дети. Им помогали волонтеры – были их глазами и ушами. Волонтеров, кстати, ребятам тоже надо было «освоить»: дети оставались с ними без мам и пап. Родители уходили на свои занятия, дети – на свои.

 – Все нормально, это социализация, – говорила Юля.

И была права.

Мы, конечно, мешаем государству. У него есть система. Родился нездоровый ребенок – в класс коррекции, в больницу, в детский дом. Вырос – в психоневрологический интернат. Родители ребенка хотят оставить его себе? Ну, их воля, государство не препятствует.

Но общество меняется. Оно уже готово жить единым миром, в котором есть место всем – и тем, у кого первая группа здоровья, и тем, кто до конца жизни не научится сам держать ложку. Оно пока не очень умеет так жить, но уже хочет.

И появляются сообщества – такие, как сообщество семей слепоглухих, и проекты – такие, как «Дом удивительных людей» и «Мамина школа», в которых отношения родителей, детей, педагогов, волонтеров строятся совсем по-другому. И эти сообщества показывают государству: смотрите, можно делать иначе. Смотрите, это работает! Смотрите, результат – лучше, чем в схеме «детдом – больница – ПНИ».

Государству это не очень нужно, оно и при старой схеме неплохо себя чувствовало. Но оно понимает: пора меняться. Общество требует изменений, а общество нужно государству. И наши проекты становятся для него эскизом. Тем самым образцом, с которого можно «рисовать» новую систему взаимодействия.

Потому что без системы – никак. Просто она должна быть другой.

А что дальше? Меня спрашивают об этом, кажется, с первого дня работы «Гнезда». А дальше будут мастерские для взрослых людей с инвалидностью. Сегодня в России худо-бедно, но занимаются детьми. Есть специалисты, есть школы, есть понятие инклюзии. Самой инклюзии, конечно, нет, но хотя бы понятие о ней имеется.

А вот когда ребенку исполняется 18 лет, он как будто бы чудесным образом выздоравливает и идет работать на завод. Но так не бывает. С наступлением совершеннолетия не уходит ни ДЦП, ни аутизм, ни синдром Дауна… Все остается вместе с человеком. И вместе с его родителями.

Но любая инвалидность травмирует еще и тем, что не дает возможности чем-то заниматься, чувствовать свою значимость.

 – Смотри, у меня есть пространство, – сказала я как-то Юле. – Ведь «Гнездо» не всегда заполнено детско-родительскими группами.

 – Не всегда, – Юля посмотрела на меня, будто уже уловила мысль.

 – Да, – я кивнула ей. – Мастерские для взрослых. Чтобы они могли сюда приехать на неделю-две, заниматься здесь с волонтерами и педагогами, а потом вернуться домой. Фактически – сопровождаемое проживание вместе с занятостью. А их родители могли бы в это время отдохнуть. Ведь им тоже нужен отдых. Даже от бесконечно любимых детей. Ты же меня понимаешь?

 – Я тебя очень понимаю, – она улыбнулась.

Думаю, что одним из работников в мастерских «Гнезда» станет ее Петя. Когда подрастет.